(типа эссе)

Создается впечатление, что к настоящему моменту у народа России все же начинает складываться представление, что со страной за последние 10 лет что-то произошло. Худо-бедно, но становится ясным: СССР нет в самом деле, по-настоящему. Как нет и не было никакого СНГ, не говоря о совсем уже неуместном "союзе четыр╠х". Конечно, дело тут вовсе не в неприжившейся аббревиатуре Содружества (Эсэнговии, Сенегалии), не в провале последних встреч глав государств - недавних советских "старших" и "младших" братьев по Политбюро и даже не в перманентном невыполнении сотен договоров и соглашений, заведомо остающихся на бумаге деклараций. Просто СНГ - это не страна, а значит: чего о нем и говорить-то. В дополнение ко всему, недавний русско-белорусский Союз многократно снизил (о чем считают неуместным говорить) планку соглашения декабря 1991 года, чем окончательно развеял мечты о перспективах Содружества. К сожалению, этот "дважды-русский" союз не воспринимается всерьез ни "сверх.у", ни "снизу", и все обреченно и с плохо скрываемым нетерпением ждут конца затянувшейся союзнической мелодрамы.

Кривая же общественного напряжения, выродившего веру в социальное чудо, характерную для десятилетия 1985-95гг., совершенно сошла на нет. Повторяется (а говорят, что она никогда не повторяется) история 20-х годов, когда дьявольская романтика "комиссаров в пыльных шлемах" сменилась неизбежным послевоенным реализмом. И народ и власть постепенно начинают представлять необратимость далеко не вдруг произошедших перемен. Но иногда еще продолжают разыгрывать друг друга - авось пронесет? Осознав определенность ситуации, человеческий материал привычно ощутил себя в очередной раз лишенным очередного отечества (национальности русский народ лишился, перестав быть православным). Надолго ли пришла эта сиротская "спящая стабильность"? Опыт 20-х, подкрепленный анализом всевозможных реакций, а также уверенностью в повторяемости ошибок, говорит, что нет. История по Гумилеву - а это к тому же еще и колебательный процесс - возражает, подчеркивая обязательность перехода российского этноса из гомеостаза в мемориальную фазу. Что же подсказывает элементарный здравый смысл? Он аппелирует к интуиции: В РОССИИ ВОЗМОЖНО ВС╟.

Вообще говоря, само упоминание о России не совсем корректно. Весь нынешний кризис общественного сознания еще раз говорит в пользу того, что на просторах Евразии идея России перестает быть даже воспоминанием. Сквозь призму 80-летней слизи уже никак не различить преступлений начала века. Современников - кот наплакал, а упоминание об империи вызывает к жизни все те же старые страхи. Недаром постсоветскую идеологическую нишу почти без сопротивления занимает реанимированное устряловщиной евразийство. Советская мифология благополучно завершила свое грязное дело - миф о "старой доброй матушке-России" умер, так и не родившись. Несмотря на все героические попытки по уши советской интеллигенции воскресить предания о "святой Руси", народ и patriae отказываются признавать святость страны, допустившей многократно сотворить с собой "свободу, равенство и братство". Дело начатое - сперва декабристами и петрашевцами, продолженное затем народовольцами, анархистами и просто народниками, закаленное в идеологической борьбе эсдеками и эсэрами, завершили преемники и продолжатели тех, кто 80 лет назад создал на месте Российской империи чудовищный одновременно по величине и устремлениям социалистический плацдарм. Конечно, их духовным родителям много в свое время навредил неуклюжий Сталин, чуть-чуть не сдружившийся с Гитлером (за что СССР был жестоко наказан), сдавший в утиль Коминтерн, воссоздавший чуждую социализму кастовость и как нельзя лучше дискредитировавший идею мирового коммунизма, заставив с 1937 года платить по счетам 1917-го. Если бы он только не проводил последовательно ленинскую национальную политику, не "прописал" в ООН Украину и Белоруссию, не вычленил бы из России Казахстан и Среднюю Азию, исподволь не закрепил предательские (Брестского мира) границы РСФСР, то никогда не дожить бы Джугашвили до глубокой старости, а тем паче победить Троцкого. Зато последние "секи" успешно залатали все оставшие в наследство от "извращенца ленинской политики" идеологические дыры, сквозь которые 14 республик постсоветского пространства - 14 частей Российской империи никогда не обрели бы обещанную Ульяновым еще в 1917 году независимость.

Нет, современная нам земшарная республика - это уже далеко не миф, вернее как настоящий миф она становится на наших глазах жуткой и непосредственной реальностью. Достаточно сравнить "железный занавес" границ Союза с современной эсэнговской (читай - международной) прозрачностью, все время блудливо ставящейся под сомнение, чтобы понять сущность происходящего. По странному совпадению, Советский Союз распался именно в тот момент, когда интернациональная необходимость его существования оказалась, по сути, исчерпанной. Не нужно каких-то особых доказательств, чтобы воочию убедиться, насколько глубоко коммунистическая доктрина завязла в воображении образованных слоев Востока и Запада, после чего необходимость существования ее идейного предтечи отпадает сама собой.

В то же время после распада Союза оказалось, что социалистическая империя почти 80 лет затмевала своей бесформенной массой действительное место России в общемировом "концерте", которое, как ни странно, все это время оставалось вакантным. Российское время как бы замерло на отметке 1918 года. И русские войска до сих пор стоят на Брест-Литовской линии фронта, а бессмысленная фраза: "не русский я, но россиянин", - все так же продолжает морочить мозги. Кажется, только вчера новоиспеченный предсовнаркома распорядился вернуть в Киев регалии украинской государственности, только накануне вместе с Финляндией по декрету ВЦИК получила независимость русская Армения.

Но, увы, говорят: есть мнение, что смерти нет, а есть лишь бесконечные переходы и метаморфозы различного рода состояний. Приходится признать, что это может быть справедливо также и по отношению к государствам независимо от их размера и общемирового рейтинга. Крест на России поставил Октябрь, крест на Союзе - Август, но к третьему тысячелетию на их месте вполне уместно появление очередной эманации. Весь вопрос в ее новом, уже не советском, не совсем до конца общечеловеческом, но уже далеко не русском обличье.